08.07.2009 в 21:36
Пишет Kurotsuki Hana:08.07.2009 в 20:55
Пишет Ashfoot:Фанфик.
Написано для .Ciel Phantomhive. по этой заявке. Рин/Лен, по мотивам Proof of Life&Soundless Voice.
Дарк. Очень дарк.Тогда он не сразу понял, что произошло. Казалось бы, самая обычная зимняя ситуация – не удержавшись на предательски скользкой ледяной корочке, Рин упала, смешно взмахнув руками и сдавленно пискнув. Он засмеялся добродушным, искрящимся смехом, и был искренен в этом – быть может, последний раз в их изломанной жизни. А потом испуганно заорал, кидаясь к неподвижной сестре и поскользнувшись на пока небольшой лужице крови, почти мирно растекавшейся по этому проклятому льду.
Она оказалась совсем легкой – или отчаяние и страх отнюдь не отнимают силы?
- Господи! – ахает Мику и кидается к телефону – красные пятна на доселе белом пальто Лена говорят сами за себя. Кайто молча пытается забрать тихо стонущую Рин у истерически трясущегося друга, но тот только крепче прижимает к себе тонкое тело и закусывает губы, невидяще вглядываясь в привычный, успокаивающе неизменный вид за окном. Погода вопиюще солнечная – и снежинки впервые кажутся Лену черными.
Тогда он не заплакал - просто не позволил себе, и дал волю эмоциям только когда решающие минуты остались позади.
Здесь все слишком. Слишком яркий, неприятно белесый свет люминесцентных ламп. Слишком назойливый запах резины, стерильного металла и болезни, доносящийся даже из кухни. Слишком бледное, заострившееся лицо Рин. Она кажется совсем маленькой и теряется на этих серых простынях, в окружении странных, неуловимо опасных и страшных аппаратов, призванных поддержать уже было гаснущий огонек жизни. Все как в плохой мелодраме - умирающая, прекрасная уже как-то по-загробному девушка и подобающе скорбящий юноша, проводящий у ее ложа дни и ночи. Лен усмехается, хоть улыбка и похожа на гримасу, и сильнее сжимает безвольную, холодную руку сестры.
Когда она открыла глаза, это было словно рассвет. А когда не смогла произнести даже его имя - затмение.
Сотрясение мозга... Повреждения барабанной перепонки... Дисфункция височных долей... Все эти стерильные, резкие слова ничего не значат. Главное - Рин теперь никогда не сможет петь. Это просто смешно - глухой певец. А ведь даже сообщить эту жуткую в своей неотвратимости новость невероятно сложно. Лен убегает в коридор и впервые в жизни дрожащими пальцами зажигает сигарету - не слышать скрипение ручки по бумаге, мягкий голос Кайто, который еще ничего не понял... И тонкий, режущий уши, отчаянный вопль Рин. Она зовет его, бессознательно, не слыша даже саму себя - зовет, как в детстве, если странноватую малышку дразнили злые сверстники. Брат всегда приходил на помощь, и поэтому сейчас, судорожно закашлявшись, Лен выкидывает едва прикуренную папиросу в окно и неуверенно берется за ручку двери.
После выписки все было почти нормально, почти как всегда, почти... Лен, брось сигарету! Лен, тебе холодно? Лен...
С каждым днем становилось все тяжелее даже просто жить. Каждую ночь снился один и тот же кошмар - голова обмотана плотной, давящей ватой, заглушающей все звуки. Лен кричал, срывал ногти, но сорвать проклятую повязку не мог. Потом появлялась Рин и торопливо, с плохо скрываемой радостью писала на черном снегу красной краской(он предпочитал думать, что это все же краска):
Мы снова одинаковые.
Просыпаясь, он долго вслушивался в незамысловатые звуки ночного дома: шум воды в трубах, шлепанье тапочек - кто-то решил перекусить перед сном, бормотание забытого телевизора в гостиной... И, убеждая себя, что ненавидит не сестру вовсе, а этот чертов снег, тайком пил снотворное. Днем же парень старался не появляться дома вовсе, шныряя по клубам и сомнительным тусовкам, заводя десятки подружек-однодневок и отгоняя этим назойливую мысль о сидящей на подоконнике, как и раньше, Рин - но теперь не было рядом руки, которую можно сжать, испугавшись теней во тьме.
Завязка, развитие, кульминация, развязка.
- Пх... Приивеэт, Лен... - вместе со слухом Рин теряла и голос, забывая звучание даже простейших слов. Но всегда, как бы поздно и в каком состоянии брат не завалился домой, она приветствовала его первой и самостоятельно, старательно выговаривая уже почти непривычные звуки. Лен - веселый, пахнущий сладковатым дымом травки - ввалился в прихожую и растерял все краски с враз побледневшего лица, услышав хрипловатый, неуверенный голос сестры. А потом вдруг влепил ей хлесткую пощечину, горько выкрикнул что-то нечленораздельное и сбежал, даже не надев куртки.
Вечером его буквально за шкирку приволок Гакупо, швырнул на диван полувменяемое "тело" и, брезгливо отряхивая руки, долго о чем-то говорил с Мейко и Кайто, как опекунами и вообще старшими в "поющем доме".
Они были, безусловно, правы. Стоило хотя бы умыться.
Лен, пошатываясь и хватаясь за стену, идет в ванную. Бармен, наверное, подумал, что его бросила девушка - хотя какой же настоящий парень будет рыдать из-за бабы? Надо найти Рин, извиниться... Только себя в порядок привести. Дверь легко поддается, и он еще успевает удивиться - кто не выключил свет?
Вода в ванной розовая, а снег в маленьком окошке под потолком снова черный.
URL записиНаписано для .Ciel Phantomhive. по этой заявке. Рин/Лен, по мотивам Proof of Life&Soundless Voice.
Дарк. Очень дарк.Тогда он не сразу понял, что произошло. Казалось бы, самая обычная зимняя ситуация – не удержавшись на предательски скользкой ледяной корочке, Рин упала, смешно взмахнув руками и сдавленно пискнув. Он засмеялся добродушным, искрящимся смехом, и был искренен в этом – быть может, последний раз в их изломанной жизни. А потом испуганно заорал, кидаясь к неподвижной сестре и поскользнувшись на пока небольшой лужице крови, почти мирно растекавшейся по этому проклятому льду.
Она оказалась совсем легкой – или отчаяние и страх отнюдь не отнимают силы?
- Господи! – ахает Мику и кидается к телефону – красные пятна на доселе белом пальто Лена говорят сами за себя. Кайто молча пытается забрать тихо стонущую Рин у истерически трясущегося друга, но тот только крепче прижимает к себе тонкое тело и закусывает губы, невидяще вглядываясь в привычный, успокаивающе неизменный вид за окном. Погода вопиюще солнечная – и снежинки впервые кажутся Лену черными.
Тогда он не заплакал - просто не позволил себе, и дал волю эмоциям только когда решающие минуты остались позади.
Здесь все слишком. Слишком яркий, неприятно белесый свет люминесцентных ламп. Слишком назойливый запах резины, стерильного металла и болезни, доносящийся даже из кухни. Слишком бледное, заострившееся лицо Рин. Она кажется совсем маленькой и теряется на этих серых простынях, в окружении странных, неуловимо опасных и страшных аппаратов, призванных поддержать уже было гаснущий огонек жизни. Все как в плохой мелодраме - умирающая, прекрасная уже как-то по-загробному девушка и подобающе скорбящий юноша, проводящий у ее ложа дни и ночи. Лен усмехается, хоть улыбка и похожа на гримасу, и сильнее сжимает безвольную, холодную руку сестры.
Когда она открыла глаза, это было словно рассвет. А когда не смогла произнести даже его имя - затмение.
Сотрясение мозга... Повреждения барабанной перепонки... Дисфункция височных долей... Все эти стерильные, резкие слова ничего не значат. Главное - Рин теперь никогда не сможет петь. Это просто смешно - глухой певец. А ведь даже сообщить эту жуткую в своей неотвратимости новость невероятно сложно. Лен убегает в коридор и впервые в жизни дрожащими пальцами зажигает сигарету - не слышать скрипение ручки по бумаге, мягкий голос Кайто, который еще ничего не понял... И тонкий, режущий уши, отчаянный вопль Рин. Она зовет его, бессознательно, не слыша даже саму себя - зовет, как в детстве, если странноватую малышку дразнили злые сверстники. Брат всегда приходил на помощь, и поэтому сейчас, судорожно закашлявшись, Лен выкидывает едва прикуренную папиросу в окно и неуверенно берется за ручку двери.
После выписки все было почти нормально, почти как всегда, почти... Лен, брось сигарету! Лен, тебе холодно? Лен...
С каждым днем становилось все тяжелее даже просто жить. Каждую ночь снился один и тот же кошмар - голова обмотана плотной, давящей ватой, заглушающей все звуки. Лен кричал, срывал ногти, но сорвать проклятую повязку не мог. Потом появлялась Рин и торопливо, с плохо скрываемой радостью писала на черном снегу красной краской(он предпочитал думать, что это все же краска):
Мы снова одинаковые.
Просыпаясь, он долго вслушивался в незамысловатые звуки ночного дома: шум воды в трубах, шлепанье тапочек - кто-то решил перекусить перед сном, бормотание забытого телевизора в гостиной... И, убеждая себя, что ненавидит не сестру вовсе, а этот чертов снег, тайком пил снотворное. Днем же парень старался не появляться дома вовсе, шныряя по клубам и сомнительным тусовкам, заводя десятки подружек-однодневок и отгоняя этим назойливую мысль о сидящей на подоконнике, как и раньше, Рин - но теперь не было рядом руки, которую можно сжать, испугавшись теней во тьме.
Завязка, развитие, кульминация, развязка.
- Пх... Приивеэт, Лен... - вместе со слухом Рин теряла и голос, забывая звучание даже простейших слов. Но всегда, как бы поздно и в каком состоянии брат не завалился домой, она приветствовала его первой и самостоятельно, старательно выговаривая уже почти непривычные звуки. Лен - веселый, пахнущий сладковатым дымом травки - ввалился в прихожую и растерял все краски с враз побледневшего лица, услышав хрипловатый, неуверенный голос сестры. А потом вдруг влепил ей хлесткую пощечину, горько выкрикнул что-то нечленораздельное и сбежал, даже не надев куртки.
Вечером его буквально за шкирку приволок Гакупо, швырнул на диван полувменяемое "тело" и, брезгливо отряхивая руки, долго о чем-то говорил с Мейко и Кайто, как опекунами и вообще старшими в "поющем доме".
Они были, безусловно, правы. Стоило хотя бы умыться.
Лен, пошатываясь и хватаясь за стену, идет в ванную. Бармен, наверное, подумал, что его бросила девушка - хотя какой же настоящий парень будет рыдать из-за бабы? Надо найти Рин, извиниться... Только себя в порядок привести. Дверь легко поддается, и он еще успевает удивиться - кто не выключил свет?
Вода в ванной розовая, а снег в маленьком окошке под потолком снова черный.